Международная космическая станция отмечает свой десятилетний юбилей. О научной и бытовой жизни на МКС и перспективах космических исследований рассказывает член первого экипажа МКС, летчик-космонавт Юрий Гидзенко.
Гость программы "Космическая среда" - Юрий Павлович Гидзенко, летчик-космонавт, Герой Российской Федерации.

"Рукотворная звездочка" МКС
Ее можно разглядеть на безоблачном ночном небе невооруженным глазом. Размер этого космического объекта – с футбольное поле. Между собой специалисты называют Международную космическую станцию рукотворной звездочкой. Космический конструктор, вершина научно-технического прогресса и символ сотрудничества. Сегодня в этом проекте участвует шестнадцать стран.
История МКС началась в ноябре 1998 года, когда на орбиту был доставлен российский модуль "Заря". Два года "Заря" исполняла роль электростанции, снабжая энергией новые модули. Вслед за "Зарей" шаттл вывел в космос модуль "Юнити", ставший основой американского сегмента.
Рассказывает Николай Брюханов, заместитель генерального конструктора РКК "Энергия": "Окончательно строительство российского сегмента мы планируем завершить к 2015 году".
В ноябре двухтысячного года к "Заре" пристыковался модуль "Звезда", который стала основным вкладом России в создание МКС. Огромный, весом более 20 тонн, модуль "Звезда" – сегодня одновременно и автономный обитаемый космический аппарат, и внеземная лаборатория. Здесь же российский экипаж ест, спит, занимается спортом. МКС стала обитаемой.
Говорит Сергей Шаевич, директор программы МКС: "Без людей сборка станции была бы невозможна. Поэтому упор делался на то, чтобы как можно быстрее начать пилотируемый полет. Модуль "Звезда" был предназначен как раз для того, чтобы люди могли в нем жить длительное время".
Первопроходцами орбитального комплекса стал интернациональный экипаж с Юрием Гидзенко, Сергеем Крикалевым и Уильямом Шепардом. Они буквально вдохнули в станцию жизнь.
Рассказывает Сергей Крикалев, Герой Советского Союза, Герой России: "Мы пристыковались с этой стороны, открыли свой люк, открыли люк станционный и вошли сюда".
Сегодня в станцию входят 10 модулей – по 4 у России и США, плюс европейская научная лаборатория "Коламбус" и японский экспериментальный модуль "Кибо". Существуют проекты создания на базе МКС космопорта для экспедиций к ближайшим соседям Земли – Марсу и Венере.
Комментирует Сергей Крикалев: "В будущем возможно строительство в космосе не только космических заводов, но и сооружение неких стапелей, на которых будут создаваться космические корабли. В том, чтобы такие корабли стартовали с Земли, нет никакого смысла. Скорее всего, их сборка будет вестись в космосе". 
Недавно срок эксплуатации станции был продлен до 2020 года. Специалисты полагают, что, возможно, и это далеко не предел.

Интервью
Кулаковская: Этот выпуск программы мы посвящаем Международной космической станции. У нее юбилей – 10 лет. Второго ноября 2000 года на борту станции появился первый экипаж: россияне Сергей Крикалев и Юрий Гидзенко и американец Уильям Шепард. У нас в гостях человек, который вдохнул жизнь в МКС. Летчик-космонавт, Герой России Юрий Гидзенко. Юрий Павлович, здравствуйте!
Гидзенко: Добрый день!
Кулаковская: Я хочу поблагодарить вас за то, что пришли к нам в гости. Для нас большая честь отметить вместе с вами юбилей МКС. И могу похвалиться, что у нас 10 ноября тоже праздник - это пятидесятый выпуск программы "Космическая среда".
Гидзенко: Я вас тоже поздравляю. Пятидесятый выпуск - это, безусловно, юбилей.
Кулаковская: Спасибо. Юрий Павлович, вы были командиром транспортного корабля "Союз", пилотом первой экспедиции на МКС десять лет назад. Но вот что интересно: когда вы только начинали тренироваться, еще не было ни самой станции, ни инструкции, не было обучающих машин. Как и к чему вас готовили?
Гидзенко: Вы правы в том, что отсутствие тренажеров и учебных пособий создавало большие сложности в нашей подготовке. Перед моим полетом на станцию "Мир" было определено, когда становиться на подготовку к полету. Это как железнодорожные рельсы: все отработано, инструкторы, преподаватели, тренажеры готовы.
Кулаковская: По инерции?
Гидзенко: Да, и от космонавтов требовалось только выполнять определенные правила: учиться, сдавать экзамены и зачеты. А когда мы собрались вместе с Сергеем Крикалевым и Уильямом Шепардом как экипаж первой экспедиции на МКС, было же, конечно, все по-другому. Мало того, что не были готовы даже те модули, которые должны были быть запущены на орбиту. Не было тренажеров, учебных пособий по различным системам (как российского сегмента, так и американского). Я уже не говорю про бортовую документацию.
Мы готовились четыре года. Для нас это очень большой срок. Все это время, особенно первые года, мы постоянно участвовали в различного рода совещаниях, обсуждениях. Ведь это был международный экипаж, и надо было состыковать российские и американские стандарты. Конечно же, специалисты и в России, и в Штатах хотели знать наше мнение.
Кулаковская: Насколько "Мир" отличался от МКС? Вообще, можно сравнивать их?
Гидзенко: Безусловно, можно. Суперпринципиального отличия МКС от "Мира", в общем-то, нет. Тот же самый модульный принцип построения Международной космической станции, как и на "Мире". На МКС и "Мире" точно такие же системы: система обеспечения жизнедеятельности, система электропитания, система управления движением. Они абсолютно такие же по функциональным задачам.
Другое дело, что на "Мире" был аналоговый принцип управления различными системами. То есть, если тебе надо, предположим, включить свет или выключить какой-либо насос, был центральный пульт с множеством разных табло, кнопок, вертикальных и горизонтальных линеек. И тебе нужно было выбирать, нажимать пальцем. Аналоговая команда уходила в систему, и происходило включение или выключение света. А на МКС все управлялось через бортовые ноутбуки. Это принципиальное отличие. Просто открываешь ноутбук, выбираешь управляющий дисплей, на котором отражена та или иная система, и можешь делать все что угодно.
Кулаковская: То есть, стало легче?
Гидзенко: Органомичнее. Стало гораздо больше информации для экипажа о состоянии системы, она стала более наглядной. Именно с помощью этих управляющих дисплеев стало гораздо проще изменять какие-либо режимы, определять какие-либо отказы в системах. Безусловно, это шаг вперед.
Кулаковская: Насколько я знаю, МКС собиралась частично в России и частично в США, а первая общая сборка вообще происходила в космосе. Задачей вашей команды было ввести станцию в эксплуатацию. Что вы сделали первым, когда оказалась на МКС?
Гидзенко: Когда началась наша подготовка в конце 1996 года, на тот момент по всем графикам, по всем планам мы должны были уже в мае 1998 года полететь. Естественно, из-за того, что у нас и в Штатах промышленность не успевала, мы полетели 31 октября 2000 года. До этого в ноябре 1998 года был запущен модуль "Заря" (функционально-грузовой блок).
В декабре к нему был пристыкован американский модуль "Node-1". А уже в июле 2000 года стартовал и успешно состыковался наш модуль "Звезда" - сердце и мозг станции. На нем система обеспечения жизнедеятельности, система электропитания, система управления движением, система терморегулирования.
Естественно, целью нашей экспедиции было приготовить станцию к тому, чтобы она могла дальше летать, выполнять свои задачи, и чтобы она была готова к приему следующих экипажей. То есть, это расконсервация станции, запуск и проверка всех систем, проверка работы в различных режимах. Этим мы и занимались пять месяцев. И, конечно, еще занимались наукой.
Кулаковская: Сразу?
Гидзенко: Не сразу. Когда мы зашли на станцию, внутри было очень много грузов, доставленных модулями во время их стартового ведения и несколькими шатлами. Надо было эти грузы распаковать, разложить, провести инвентаризацию. Много хозяйственной работы.
Кулаковская: Расскажите совсем непосвященным слушателям, какие размеры, объем МКС, на какой высоте она находится?
Гидзенко: Рабочая орбита станции - 400 километров, бывает чуть больше, чуть меньше – 370-380. Несколько раз в год она, естественно, поднимается. Сейчас она гораздо больше, чем станция "Мир", особенно по внешним размерам. Если брать общую наружную площадь в каждом модуле, то это точно несколько футбольных полей. Я сейчас не могу сказать, сколько кубометров - порядка 20, умножить примерно на десять (плюс-минус).
Жизненного объема внутри станции сейчас достаточно, несмотря на то что летает шесть человек. В прошлом году мы перешли на непрерывный, постоянный полет шести членов экипажа, как это было в свое время в меморандумах. При этом размеры таковы, что можно с утра встать, позавтракать, разлететься каждый к своему рабочему месту или к месту выполнения каких-либо научных экспериментов и собраться только, может быть, на обеде.
Кулаковская: Интересно, что размеры МКС измеряют в кубических метрах, не в квадратных. Это настолько непривычно для нас.
Гидзенко: Не площадь, а объем. На Земле тоже трехмерное пространство. Когда мы говорим о рабочей площади, мы все-таки имеем в виду пол.
Кулаковская: На МКС есть пол, потолок. Как различить?
Гидзенко: Все тоже самое, как на Земле. На МКС имеется и пол, и потолок, и стены. Другое дело, что ты можешь находиться в любом месте станции – как на полу, так и на стенах, и на потолке, хотя привязка, безусловно, есть. Рабочий стол, конечно же, находится геометрически на полу. Светильники, естественно, находятся на потолке. Если ты выполняешь какую-либо работу, то ты можешь пристроиться где угодно, где есть розетка – на потолке, на стене. Поэтому мы говорим не о внутренней площади станции, а внутреннем объеме в кубических метрах.
Кулаковская: В какие цвета выкрашена МКС внутри?
Гидзенко: Различные: пол более темный, стены салатового цвета, потолок еще более светлый - чтобы глаз радовало.
Кулаковская: Скажите, а можно увидеть МКС с Земли, не в какой-нибудь обсерватории, а, например, у себя дома с балкона?
Гидзенко: Можно. Сейчас станция пролетает недалеко от Москвы. Москва находится на широте 54 градуса северной широты. Наклонение орбиты МКС - 51,6. То есть, мы чуть-чуть не дотягиваем до того, чтобы пролетать прямо над Москвой.
Кулаковская: Из Москвы видно?
Гидзенко: Хорошо видно на горизонте. Наши баллистики в Центре управления полетами (ЦУП) это просчитывают. Это можно узнать в Интернете.
Кулаковская: А с какой периодичностью она пролетает над Москвой?
Гидзенко: Если брать виток, то это полтора часа вокруг Земли. А время, когда ее можно наблюдать ночью (днем, естественно, ее не увидишь), - где-то с периодичностью в дне недели. Может быть, чуть побольше. Причем она отличается от других спутников тем, что кажется большой яркой звездой, несущейся по горизонту.
Кулаковская: Сейчас на МКС такие возможности: установлены веб-камеры, и можно в режиме реального времени наблюдать…
Гидзенко: Да, американцы установили подспутниковую точку. Можно посмотреть бег Земли.
Кулаковская: Это на американском сегменте. А почему на российском сегменте нет такой веб-камеры?
Гидзенко: У нас нет не только веб-камеры. Для передачи сигналов нужны еще и другие средства, в частности спутники-ретрансляторы. У нас их, к сожалению, нет. Поэтому, чтобы связаться с московским ЦУП, мы пользуемся американскими каналами связи. В этом нет ничего страшного. Это все по взаимным договоренностям. Все-таки мы партнеры. Они предоставляют нам возможности по связям, мы предоставляем им другие возможности.
Кулаковская: А вот интересно, на МКС есть государственная граница?
Гидзенко: Нет, конечно.
Кулаковская: Даже условной нет?
Гидзенко: Нет. Есть российский и американский сегменты. Безусловно, есть люки, есть правила правила действия экипажей во время серьезных нештатных ситуаций: пожар, разгерметизация (это самое страшное, что может быть на станции). Даже когда определяется негерметичный модуль, весь международный экипаж (и россияне, и европейцы, и американцы) действуют сообща. При этом только на российском сегменте есть средство спасения – транспортные корабли, которые при каких-то крайних ситуациях позволят экипажу вернуться на Землю.
Кулаковская: Как вообще происходит это взаимодействие? Допустим, командир экипажа – россиянин. Астронавты подчиняются НАСА или командиру экипажа?
Гидзенко: Если брать общее руковоадство станции, то в любом случае все лежит на командире. Неважно, россиянин он, американец или европеец. Это по общему графику выполнения работы. Естественно, российские космонавты или американские астронавты работают по своим сегментам. Безусловно, каждый взаимодействует со своим ЦУП. Но при этом достаточно часто проводится тренировка экипажа к проведению срочного покидания станции. Командир экипажа отвечает за то, чтобы все члены экипажа были подготовлены, чтобы каждый знал свое место и свои действия в каких-то серьезных ситуациях.
Кулаковская: Это понятно. Но все-таки у нас и у американцев разный менталитет. Может быть, возникали какие-то конфликты? Как действовали астронавты?
Гидзенко: Нет. Касаемо менталитета. Если брать наш первый экипаж, мы вместе готовились четыре года. Естественно, это годы не только тренировок, экзаменов и зачетов. Точно так же мы проводили свободное время – как в России, так и в Штатах. Конечно же, узнавали друг друга на специальных тренировках по выживанию (зимнее, морское выживание), по вечерам, когда собирались вместе. И каждый понимал, что менталитет у американцев и у наших космонавтов разный, но при этом это же не люди с другой планеты. Мы прежде всего профессионалы, и все нацелены на успешное выполнение полета. За эти годы они изучали какие-то характерологические особенности каждого из нас, а мы изучали их.
Кулаковская: Принято считать (может быть, это заблуждение), что астронавты НАСА – это прежде всего машины, а потом люди, а вот русская душа, про которую все говорят…
Гидзенко: Я бы так не сказал.
Кулаковская: Они не могут отойти от инструкции влево или вправо.
Гидзенко: Они не должны отходить от инструкции. Другое дело, что все свои инструкции они делают бюрократическими. Перед выполнением каких-либо действий, даже совершенно простых, на которые наши космонавты и внимания не обращают, они могут обратиться за советом в ЦУП. Это стиль работы - не более того.
Кулаковская: Ситуации могут быть разными. Иногда космонавту самому надо искать выход.
Гидзенко: Космонавт сам должен искать выход из ситуации, когда нет связи с Землей, и когда ситуация развивается настолько быстро и катастрофично, что образуется дефицит времени, связанный с безопасностью как таковой. Но есть инструкция, бортдокументация, и надо действовать согласно ей. Мы называем их "красными книжками". Поверьте, космонавты и астронавты их знают практически наизусть.
При этом у нас стопроцентное покрытие орбиты связью, и в любое время можно связаться как с нашим, так и с американским ЦУП. И если время есть – поднять любого специалиста, спросить решение, на что могут сказать: "Действуйте так-то и так-то" или "Дайте нам время подумать, мы вам дадим рекомендации".
Кулаковская: Правда, что Анатолию Николаевичу Перминову иногда звонят космонавты с МКС?
Гидзенко: Перед отлетом на "Байконур" космонавты встречаются с Анатолием Николаевичем, и он всегда с пониманием говорит: "Ребята, звоните, не стесняйтесь". Космонавты звонят и докладывают о чем-либо. Но мы не звонили, у нас еще не было такой возможности.
Кулаковская: Главу "Роскосмоса" можно поднять среди ночи.
Гидзенко: Что вы! Вряд ли наши ребята поднимают его среди ночи.
Кулаковская: Говорят, иногда время путают и звонят.
Гидзенко: Это, может быть, когда Анатолий Николаевич в командировке, и время не московское, а, скажем, японское.
Кулаковская: Седьмого октября по приглашению Анатолия Николаевича Перминова я была на "Байконуре". Стартовал "Союз ТМА-М" с экипажем. Запуск ракеты - это, пожалуй, самое мощное зрелище, которое я видела в жизни. В принципе, я журналист и видела многое, как мне кажется. Я стояла в двух километрах.
Гидзенко: Вы были на смотровой площадке.
Кулаковская: Когда ракета взлетала, у меня тряслась буквально каждая клеточка организма, подо мной дрожала вся земля. Звук ужасный. Мощнейшее и удивительное по красоте зрелище! Это невозможно описать никакими словами. Это надо видеть и слышать. Происходит воздействие на все органы чувств, испытываешь гордость за наших конструкторов и ученых и волнуешься за космонавтов. Если у меня все тряслось, то как космонавты выдерживают такие перегрузки?
Гидзенко: Я видел 20-30 раз старты пилотируемых ракет. Присутствовал и участвовал в подготовке этого старта. Что для вас в первый раз, то для меня в двадцатый или тридцатый раз, но точно такие же чувства. Физические чувства, когда грохот, воздух как будто врется, земля трясется – это одно. А именно чувство сопереживания, чувство того, что стоит ракета, что сейчас она с твоими товарищами уходит в космос, что под ними 20 миллионов лошадиных сил…
Кулаковская: Мне кажется, я не меньше переживала.
Гидзенко: О чем и речь.
Кулаковская: Это просто уму непостижимо.
Гидзенко: Я три раза стартовал на ракетоносителе "Союз" и много раз видел, как мои товарищи уходят в космос. Скажу, что в ракете поспокойнее.
Кулаковская: Да ладно?
Гидзенко: В ракете поспокойнее. Конечно же, там свое напряжение, переживания. Мы же не роботы. Особенно когда остается несколько секунд до контакта подъема, и ты понимаешь, что улетишь в космос в любом случае. Безусловно, есть эмоциональный момент: пульс немного учащается, еще что-то.
Кулаковская: Немного?
Гидзенко: Мы смотрим телеметрию. У кого-то больше стучит сердце, у кого-то - чуть помедленнее. Когда контакт подъема прошел, тебе надо что-то выполнять внутри спускаемого аппарата, что-то отслеживать, вести связь с Землей, с тем нашим оператором, который сидит в бункере. И ты входишь в рабочий ритм. Снаружи, понятное дело, ракета грохочет.
Кулаковская: А внутри нет?
Гидзенко: Внутри, конечно, тоже трясет, но шум не такой, как снаружи.
Кулаковская: Скафандр как-то защищает?
Гидзенко: Спускаем герметичный аппарат, космонавты в скафандрах, забрало опущено. Пятьсот двадцать шесть секунд - не больше не меньше.
Кулаковская: У меня даже есть запись, когда корабль выводится на орбиту. А сколько ждут стыковки с МКС?
Гидзенко: Наши баллистики разработали двухсуточную схему сближения. Корабль выводится на орбиту на высоту порядка 200-230 километров над Землей, и в течение двух суток он потихонечку набирает высоту на определенных витках. На третьем-четвертом суточном витке происходит стыковка.
Кулаковская: То есть, его догоняет МКС?
Гидзенко: Да, это наши баллистики разрабатывают. Когда орбиты - компланарные, старт происходит именно в те секунды, когда станция находится в определенном положении прямо над стартовым комплексом. Это для того, чтобы уменьшить расход дополнительного топлива. В принципе, можно было придумать, чтобы стартовавший в космос корабль буквально через несколько витков уже стыковался бы со станцией. Но это было бы более напряженно для наших специалистов на Земле.
Безопасность играет очень важную роль. Когда корабль вывелся, его солнечные батареи раскрылись, антенны выпустились, стыковочная штанга выдвинулась, проверяется герметичность. За это время наши баллистики считают орбиту корабля и орбиту станции. И это в более спокойном режиме дает возможность через двое суток состыковаться.
Кулаковская: Сегодня все больше разговоров о том, что МКС должна использоваться в качестве стыковочного узла для миссии на Луну и даже на Марс. Как вы относитесь к этому? Насколько это возможно и нужно?
Гидзенко: Кстати говоря, не факт, что она может использоваться как какая-то перевалочная база. Для нас еще непонятно, какими кораблями мы будем лететь на Марс. И я думаю, если будут планироваться полеты на Марс, то не через 10 лет, а побольше.
Кулаковская: Ученые склоняются к мнению, что присутствие человека на Марсе не нужно. Можно было бы туда просто запустить спутники?
Гидзенко: Нет. Это, скорее, философский вопрос. Понятное дело, что Марс очень далеко, и очень рискованно при нынешнем состоянии техники отпускать живого человека. Этого никто не будет делать. Можно отправить марсоходы. Уже были успешные опыты у американцев, и снимки присылали. В отличие от техники, где-то человек может сделать больше.
На мой взгляд, это философский момент. Константин Эдуардович Циолковский сказал, что человечество родилось на Земле, Земля для него – колыбель, но когда-нибудь человечество покинет свою колыбель и устремится к другим планетам. Я думаю, что в любом случае это будет прогресс, развитие цивилизации.
Когда-то человеку надо будет полететь и на Марс в том числе. А как он полетит, и то ли это будет сборка на орбите (я не думаю, что при нынешнем состоянии дел это будет МКС), то ли на Луне должна быть построена промежуточная база, откуда можно было бы стартовать. Может быть, использовать какой-то астероид, чтобы преодолеть несколько миллионов километров, а потом уже лететь своими кораблями.
Кулаковская: А МКС?
Гидзенко: А МКС будет смело летать еще десять лет - до 2020 года. А дальше, может быть, соберутся главы пяти агентств и дадут добро на продление еще на пять лет. Это вполне реально. Возможности МКС далеко не исчерпаны. Сейчас мы приходим к тому, чтобы очень плотно и серьезно заниматься наукой. Это делают европейцы, японцы, американцы. Мы запустили два модуля: МИМ-1 и МИМ-2, на подходе МЛМ. Научный мониторинг Земли по биотехнологиям, по экспонированию каких-то материалов снаружи еще не закончен. И МКС, безусловно, принесет еще выгоды в дальнейшем.
Десятилетие МКС - это не только наш праздник (имею в виду себя, Крикалева и Шепарда). Это праздник десятков тысяч людей, которые строили и запускали эту технику, которые управляли ею. Это наш общий праздник.
Кулаковская: От всей души поздравляю вас с десятилетием МКС. Передайте, пожалуйста, поздравление всем вашим коллегам и друзьям.
Гидзенко: Спасибо вам за приглашение.
Кулаковская: У нас в студии был летчик-космонавт, Герой России Юрий Гидзенко.